— Вы стащили их у старших? — спросил Кузнечик про фотографии.
Сиамцы заморгали:
— Ну и что? У них таких фоток целые вагоны, а у нас ни одной. Пусть будут хоть эти.
— А я ничего и не говорю. Просто спрашиваю. А где Вонючка?
— Его вызвали к директору, — сказал Фокусник. — И как сразу стало тихо, правда?
Вонючка въехал, сверкая значками от ворота до колен.
— Слыхали? — взвизгнул он придушенно. — У директора в кабинете лежит четырнадцать посылок! И куча писем! Но письма — это фигня. Главное — посылки! Все мои!
— Ответы на те письма? — догадался Горбач.
— Они самые, — Вонючка закружил по комнате, мелькая спицами колес.
— Нет, вы когда-нибудь о таком слыхали? Они мне их не отдают. Говорят: кто послал и зачем? А какое их дело? Это мне послали, это мои посылки! Значит, они должны мне их вручить.
— И ты вот так спокойно уехал? — не поверил Волк.
— Еще чего! Я с ними поскандалил. Сейчас отдохну и поеду скандалить дальше. Только мне нужен транспарант. Нарисуете?
Кузнечик рассмеялся.
— Ничего смешного! — возмутился Вонючка. — Куча полезных вещей гниет в директорском кабинете! Это не смешно. Давайте быстрее… Рисуйте и пишите! — он подкатил к тумбочке и зашуршал бумагой. — У нас что, нет большого листа? Не понимаю. Такая необходимая в хозяйстве вещь…
— Лучше на простыне, — загорелся Фокусник. — Разрежем ее на две половинки… И еще нужны две палки для ручек.
— Одна, — отрезал Вонючка. — Одной достаточно. Другая рука мне будет нужна. Чтобы дудеть в трубу.
Они лежали на полу перед расстеленными кусками простыни и задумчиво грызли кисточки.
— Что-нибудь вроде «Ирландию — ирландцам!» — наседал Вонючка. — Или «Руки прочь от…» чего-нибудь.
— А может, «Посылки — хозяину»? — предложил Горбач.
— Тоже можно, — нехотя согласился Вонючка. — Хотя это и банально.
Красавица гладил банки с краской. Слон рисовал на полу солнце. Волк начал синим цветом выводить слово «посылки».
— Ровнее, ровнее, — волновался Вонючка. — И крупнее.
— Можно просто взломать замок, — сказал Сиамец Рекс. — И ночью все унести. Тогда и писать ничего не надо.
— Ну нет! Красть то, что и так свое? Пусть сами выдадут! — Вонючка поправил простыню. — Еще пожалеют, что так поступили. Еще будут умолять: возьмите, возьмите скорее!
— Четырнадцать посылок, — уважительно вздохнул Фокусник.
— А я о чем! Есть из-за чего трудиться.
Когда транспарант: «Посылки — хозяину!» был готов, Фокусник потребовал себе такой же. Волк сказал, что два одинаковых плаката — это неинтересно, и пока сохли «Посылки», они написали на другой половине простыни: «Нет директорскому произволу!», а на листе ватмана: «Руки прочь от достояния учащихся!». Потом к простыням приклеили ручки.
— Скорее, скорее! — торопил Фокусник.
— Можно нам тоже пойти? — спросил один из Сиамцев.
— Подойдете позже, — строго сказал Вонючка. — Когда мы выдохнемся. Тогда вы немного покричите «Долой!» и погромыхаете чем-нибудь. Пока мы передохнем.
Красавица вдруг заволновался и, заикаясь, принялся объяснять:
— Четыре яблока. Четыре. Это много!
— Красавица сделает сок, — перевел Волк. — Сиамцы отнесут его вам. Для поддержки ваших сил. Сок из четырех яблок.
Красавица засиял. Вонючка похлопал его по руке:
— Спасибо. Это будет великий вклад в наше общее дело. И я даже дам тебе лимон, чтобы вклад был побольше.
Фокусник, Вонючка и Горбач взяли транспаранты и ушли. Сиамцы начали искать что-нибудь гремящее. Красавица суетился вокруг соковыжималки. Слон принес ему еще одно яблоко. Волк лег на пол и закрыл глаза.
Кузнечик сел на свою кровать. Ему очень хотелось посмотреть, что станет делать Вонючка, но он стеснялся. Это будет что-то очень шумное и стыдное, на что сбежится поглазеть весь Дом. Сиамцы нашли салатницу, капкан и половники принялись, обходя Волка, собирать обрезки бумаг и закрывать банки с краской.
— Четырнадцать посылок, — шептали они друг другу, облизываясь. Красавица благоговейно запустил соковыжималку. Слон держал кастрюльку и смотрел, как она наполняется прозрачно-желтым соком.
Они ушли. Слон нес бутылку с соком. Красавица не нес ничего. Сиамцы несли то, чем собирались греметь. Красавица волновался. Он вписался в дверь только с третьей попытки, когда Сиамцы зажали его боками и вывели, как под конвоем.
Волк лежал на полу. Слепой — на своей кровати.
«Слепой и так все слышит», — подумал Кузнечик. Ему не надо никуда идти. Он и здесь, и там одновременно.
Кузнечик сполз с кровати и сел на пол.
— Седой уезжает, — сказал он. — Навсегда. Его больше не будет в Доме. Он чего-то боится. Чего-то, что случится летом, перед тем, как старшим уходить.
Волк открыл глаза:
— Откуда ты знаешь? Ты что, говорил с ним?
Кузнечик кивнул.
— Он помнит прошлый выпуск. Тех, что были до них. Он говорит, что нет ничего страшнее последнего года.
— Это так, — приподнялся Волк. — Только странно, что он говорил о таком с тобой. Или ты подслушал?
— Нет. Он мне сам сказал. Только мне.
Волк опять лег.
— Все страньше и страньше, — пробормотал он.
Слепой закопошился на кровати. Встал с каким-то пыльным пакетом в руках, подошел к Кузнечику, уронил на него пакет и вернулся на свое место. Кузнечик удивленно принялся разглядывать дар Слепого.
— Что это? — спросил он, потыкав в пакет протезом.
Волк перевернулся, схватил подарок и заглянул внутрь.
— По-моему, это то, что ты хотел, — он вытряхнул на пол кассеты. Ободранные, частью без коробок, они лежали кучей, демонстрируя стершиеся надписи на боках.
— Твои «Дирижабли», — проворчал Слепой. — От которых у тебя мозги съезжают. Тот, кто дал, сказал, что это то самое.
— Спасибо, Слепой, — прошептал Кузнечик. — Где ты их взял?
— Подарили, — холодно отозвался Слепой. — Тот, кто не мог отказать.
Сразу стало понятно, что он говорит не о Лосе.
— Какая тебе разница? Ты радуйся.
— Еще один шантажист, — проницательно отметил Волк. — Много вас собралось на одну комнату.
«Это Череп ему их дал, — подумал Кузнечик. — Ведь Слепой носит его письма. Череп и не может ему отказать».
Слепой лежал, спрятав руки под мышки. Черные волосы блестели, лица не было видно.
— И кто это тебе не может отказать? — поинтересовался Волк.
Слепой не ответил.
Волк повернулся к Кузнечику:
— Он всегда молчит. Почти всегда. Иногда скажет что-нибудь — и опять молчит. Хотел бы я хоть один-единственный раз услышать продолжение. Просто чтобы знать, есть ли оно вообще.
Кузнечик помотал головой:
— Что ты хочешь услышать?
— Окончание фразы. Чтобы понять, что он имеет в виду. Я не про сейчас говорю, а вообще.
Кузнечик посмотрел на Слепого:
— Слепой всегда говорит понятно, — сказал он. — Даже когда молчит.
Волк скосил на Кузнечика рыжий глаз:
— Тебе понятно. Мне — нет.
— Вот когда ты молчишь, мне ничего не понятно, — признался Кузнечик. — Иногда, когда ты говоришь, тоже.
— Может, хватит? — спросил Слепой. — А то вы оба перестанете понимать, о чем говорите.
— Ты что-нибудь слышишь? — спросил Кузнечик.
— Весь Хламовник там. И много старших. Сиамцы уже вступили. Воют и стучат.
Кузнечик осторожно собрал кассеты обратно в пакет. Их было пять штук. И только две в подкассетниках.
— Как же я буду их слушать? — огорченно спросил он. — На чем? Ведь у нас нет ничего такого.
— Там четырнадцать посылок отвоевывают, — напомнил Волк. — И насколько я знаю Вонючку, среди них обязательно найдется что-нибудь, на чем можно слушать твои «дирижабли».
Кузнечик заволновался:
— Может, мне тоже пойти покричать?
— Там и без тебя много крику, — успокоил его Слепой. — Странно, что директор еще не сдался.
— Через полчаса пойдем, — сказал Волк. — Со свежими силами. Так будет больше пользы.
Кузнечик заглянул в пакет и еще раз пересчитал кассеты. Ровно пять штук. Ни больше ни меньше.
— Что еще тебе говорил Седой? — вкрадчиво спросил Волк.
Кузнечик удивленно посмотрел на него.
— Что уезжает. Что здесь плохо пахнет. Что потом будет хуже. То есть он не совсем так говорил. Ну, в общем, про старших.
— Про наших дорогих кретинов, — уточнил Волк. — Понятно.
Кузнечик нахмурился.
— Почему ты так говоришь о них?
— Потому что это правда.
— И Череп кретин? — возмутился Кузнечик.
— Он — больше всех.
— Теперь давай продолжение. Как ты хотел от Слепого. Чтобы можно было понять. Почему они кретины. А потом, почему Череп?
— Мне нетрудно, — Волк смотрел на Слепого. — Дом один. И хозяин в нем должен быть один. Один вожак на всех.
